«Дима, обещай, что не сдашься!..»

рак photo

«Вторая половина» — это наш случай

Познакомились мы случайно. В гостях у общих друзей встретились. Это было в 2013 году. Стояла ранняя весна… А летом мы сыграли свадьбу. Знакомые удивлялись такому быстрому развитию событий. Но на самом деле предложение Дмитрий сделал уже на втором свидании. Сказал, что любит меня и чувствует, что я его родная. Он говорил уверенно и спокойно и предложил не только оформить брак в загсе, но и повенчаться. Мне 31 год, Дмитрию 36 лет. Оба свободны. Правда, у Дмитрия уже было два взрослых сына от первого брака. Я дала свое согласие не сразу. Думала, все-таки брак — это серьезно, можно ли хорошо узнать человека, с которым планируешь прожить всю жизнь, за пару месяцев? Но знаете, говорят иногда про супругов — «вторая половина». Вот это наш случай. Сразу стало ясно, что Дмитрий — мой человек и у нас много общего. Мы сыграли свадьбу в августе 2013-го, в сентябре повенчались. А в июле 2014-го у нас родилась желанная дочка Анечка.

Первые испытания пережили мы с Дмитрием уже во время моей беременности. Из-за угрозы выкидыша почти всю беременность я провела в больнице. Дмитрий приезжал ко мне каждый день и поддерживал. «Все будет хорошо, — говорил он, — я буду с тобой рядом и в здравии, и в болезни». Наверное, именно тогда я поняла, что мой муж — сильный духом человек и что не просто так соединила нас судьба.

И вдруг: «У вашего мужа лейкоз»

Все было прекрасно, я в декрете занималась дочкой, муж работал и содержал семью. Но в феврале 2017 года Дмитрий заболел. Думали, обычное ОРВИ. Симптомы стандартные: температура, насморк, головные боли, усталость. Но у меня почему-то было плохое предчувствие. Я видела его бесконечную усталость. Даже в выходной день после пробуждения он падал без сил просто от того, что, например, поел. Потом появились другие тревожные симптомы. Но, как большинство мужчин, к врачу Дмитрий идти не хотел, говорил, само скоро пройдет. И только внезапная боль в бедре, сильная настолько, что он не мог даже сидеть, заставила его обратиться за помощью. Дмитрия госпитализировали.

Когда на следующий день я приехала навестить его, ко мне вышла врач: «У вашего мужа подозрение на лейкоз. Вопрос только в том, какой именно. Сейчас устанавливаем. В его крови бласты, и растут они в геометрической прогрессии. На момент сдачи крови в поликлинике их было 17%, а сейчас их 80%».

Неужели это происходит с нами?!

Сказать, что у меня был шок, это ничего не сказать. Я была в ужасе. Не могла поверить, что это происходит с нами. Не знаю, как сдержала себя, не разрыдалась и посидела с мужем, обманывая его, что диагноз еще устанавливают. И только когда села в машину к подруге, которая меня привезла, дала волю чувствам. В голове был только один вопрос: «За что?!»

Сказать Дмитрию о его диагнозе я смогла только на третий день, когда мы гуляли в парке больницы. Дмитрий спросил: «Лейкоз — это рак крови? Рак у меня?» Он был в шоке. Отрицание и неверие — его первая реакция на диагноз. Тогда я его обняла и сказала, что вместе мы справимся, что будем бороться и я буду с ним всегда. «Только пообещай мне, как бы ни было трудно и больно в процессе лечения, а оно будет долгим, ты никогда не сдашься и будешь бороться ради нас с дочкой». — «Обещаю». Я знала, что мой муж — человек слова. Если пообещал, то никогда не подведет и не нарушит обещание.

Через день мне позвонили из гематологического отделения. Попросили приехать. «У вашего мужа билинейный лейкоз, то есть два в одном: лимфобластный и миелобластный, — объяснила мне врач. — К тому же у него филадельфийская хромосома — генетическая поломка (мутация). Это значит, что неизвестно, вый­дет он в ремиссию или нет, а если и выйдет, то она будет недолгой. Таких лейкозов в мире всего 5%».

Нужен донор. Но где его искать?

«Единственный шанс спасти вашего мужа — это трансплантация костного мозга. У вашего мужа есть братья, сестры?» — «Нет». — «Тогда будем искать в российском регистре доноров, потом в международном. Но должна вас предупредить: бывает, что донор не находится. А бывает, что человек умирает после двух недель химиотерапии, не выдерживает. Я не запугиваю, но ваш муж поступил в критическом состоянии».

Не помню, как вышла из кабинета. Слезы текли рекой. Состояние безысходности, тупика. Земля уходила из-под ног. В ушах звенела последняя фраза врача: «Даже если мы найдем донора, то шансы выжить у вашего мужа всего лишь 15-20%…»

Просите, и дано будет вам…

Конечно, я ничего не рассказывала мужу, оттягивала до последнего момента. Не представляла, что делать и как мы будем жить дальше. Где взять такую огромную сумму на лечение? День проводила в больнице, поддерживала мужа как могла. Вечером приезжала домой и штудировала интернет. Собирала всю информацию про болезнь, про шансы выжить, про риски, про трансплантацию костного мозга и ее последствия. Читала истории людей, победивших лейкоз.

В одной социальной сети я познакомилась с женщиной, которая пережила трансплантацию костного мозга и была в ремиссии уже 5 лет. Она подробно рассказала мне о своем опыте. Главный совет, который она дала и который я взяла себе на вооружение: «Не бойтесь каждый день спрашивать врача, что и как. Не бойтесь показаться глупой, смешной. Сообщайте врачу о каждом прыщике на теле мужа, о каждом новом симптоме — это очень важно в моменты химиотерапии и в посттрансплантационный период. Запомните: вы спасаете жизнь своего мужа. Стучите во все двери, просите помо­щи у всех, у кого можно и нельзя, и вас услышат. Даже если шанс на выздоровление всего 1%, боритесь!» Именно от нее я узнала про Фонд борьбы с лейкемией.

Я написала в SMS о диагнозе мужа

Попросила помочь всех, кого только знала. Просила молитвенной помощи о здравии, потом просила сдать кровь и о материальной помощи. Откликнулись родственники, друзья, знакомые и — самое удивительное — совершенно незнакомые люди. Многие звонили и спрашивали, чем еще они могут помочь. Кто-то предлагал посидеть с ребенком, кто-то отвезти в больницу, кто-то сдавал кровь. Конечно, были и те, кто сделал вид, что нас не знает. Но таких людей оказалось меньшинство.

Начали лечение…

На 8-й день химиотерапии Дмитрий вышел в ремиссию. Но после нескольких блоков химиотерапии у него начались проблемы со здоровьем. Дни сменялись днями, а мне казалось, что я живу в замкнутом круге: дом — больница — дом. Добавились бюрократические проблемы с оформлением инвалидности, с получением бесплатных лекарств.

Наконец настал день операции по трансплантации костного мозга. Донор был найден, Фонд борьбы с лейкемией все оплатил. Операция была назначена на 8 ноября (день святого великомученика Димитрия).

Все прошло лучшим образом. Перед Новым годом Дмитрия отпустили домой. Но 29 декабря анализ крови показал низкий гемоглобин и низкие тромбоциты, в этот же день его госпитализировали. Новый, 2018-й, год мы встречали вместе с ним в палате с чашкой чая и сухариком. Хоть Дмитрий меня пытался отправить домой к дочке, знала, что ему я сейчас нужнее.

А дальше все нарастало снежным комом: отторжение трансплантата, вливание донорских лимфоцитов, но безрезультатно, вторая трансплантация от старшего сына Дмитрия. Но и на этом боль и испытания не закончились. Присоединились больничные инфекции, сепсис крови, проблемы с почками, сердцем, флегмона тела.

Неужели мы победили рак?

Дмитрий не вставал, болело все тело, не ел самостоятельно. Говорить о приживлении костного мозга было еще рано, меня преду­преждали: ваш муж может погибнуть от присоединившихся инфекций. Он жил за счет переливаний крови и ударных доз антибиотиков. Температура 40-41°С держалась почти месяц. У меня опускались руки. Сил на борьбу уже не было. И вдруг в канун Пасхи температура стала падать на 0,1 градуса каждый день.

Однажды к нам в палату зашла врач и сказала, что у нее радостные новости: начали расти лейкоциты, а это значит, что костный мозг приживается! Честно говоря, не было никакой реакции — ни радости, ни облегчения. Скорее, шок и страх. Я боялась радоваться.

В начале мая 2018 года Дмитрия выписали. Помню, как дочка пришла из садика, зашла в комнату, увидела папу, испугалась и бросилась ко мне. Не узнала, вымотанного болезнью и похудевшего на 30 кг. Но когда услышала его голос: «Доченька, это я, папа!» — она повернулась, подбежала к нему и обняла. Дмитрий заплакал. Первый раз за все время увидела его слезы. Что он чувствовал в тот момент? Я не спрашивала. Знала, что плакал он от радости, так как оба мы прекрасно понимали, что этого момента могло и не быть…

Наталья, письмо с сайта

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

восемь − два =